Глава 15

У меня зазвонил телефон.

В отличие от героев Чуковского, мне не было повода предполагать, что звонит слон, потому что на аппарате зажглась вторая слева лампочка, означающая, что звонок из Георгиевска.

"Ну, если опять что-то переносится, то даже и не знаю", — подумал я, снимая трубку. Но услышал всего лишь:

— Жора, ты? Фишман на проводе. Не передумал послезавтра к нам лететь?

— Типун тебе на язык, — со всей искренностью пожелал я собеседнику.

— Ну, мало ли… А на чем собираешься?

— На обычной армейской «Кошке», чего зря «Кондор» гонять.

— Это самое, — замялся Боря, — может, хоть на широкофюзеляжной полетишь? А то у этих бомберов со всех щелей дует, как бы у тебя ревматизм не обострился.

— Слушай, ты лучше расскажи толком, чего тебе надо, а мозги мне полоскать и без тебя хватает кому. Чего тебе захватить, что не влезет в "Кошку"-пикировщик?

— Алечку с детьми.

Я напряг память — у Алисы четыре дочери плюс сын, то есть все шесть пассажирских мест будут заняты. Это значит, что мне придется лететь в пилотском кресле, да еще четыре часа слушать за спиной галдеж этого выводка! Нет уж, кушайте сами.

— А чего бы им в своем вагоне не поехать, ведь есть же он у Алисы? — поинтересовался я.

— Он был, — просветил меня Боря, — но, пока он стоял в тупике четыре года, Алечка же никуда не ездила, его малость разукомплектовали… Даже колеса сперли, уроды! Совсем твои явные и тайные полиции мышей не ловят.

— Согласен, отдельные недостатки есть, — признал я, — но и Алиса тоже хороша. Где, черт побери, заявление от потерпевшей? А без него возбудить дело трудно. И у тебя что, денег не хватает любовнице вагон починить?

— Да я им уже мини-поезд заказал, к середине лета будет, а сейчас захвати их, будь другом! Не на обычном же поезде им ехать, они даже и не представляют, как это делается.

— Ладно, уговорил, полечу на «Кондоре». Только сам ей звони и говори, чтобы к половине одиннадцатого они все были на аэродроме. Вылет в одиннадцать, пусть не опаздывают.

— Жора, а ты не можешь послать за ними свою машину?

— Блин, у нее что, и с авто колеса попятили? — возмутился я.

— Нет, но у нее же «Роллс-ройс». Не доедет эта колымага от Петергофа до Гатчины без поломок, а ты же, сатрап такой, ждать их не будешь.

— Господин Фишман, мне стыдно за вас, — сообщил я своему собеседнику. — Я понимаю, что подарить всем твоим пассиям по отечественной машине невозможно, у нас всего три автозавода, но хоть некоторым-то мог бы! Ладно, предупреди их, чтоб не испугались ненароком, и, так уж и быть, в благодарность за полевые транзисторы привезу я тебе это семейство.

— И обратно захватить не забудь! — счел нужным напомнить мне этот лесбиян.

— Тьфу на тебя, кобеля, — попрощался я с Борей и положил трубку. Но, подумав минут пять, позвонил в комиссариат и велел послать разобраться с вагоном какого-нибудь практиканта — хоть многие и считают, что Алиса сейчас в опале, но это же не повод, чтобы сквозь пальцы смотреть на разграбление вагона, находящегося, между прочим, на балансе министерства двора!

Вечером будущий комиссар, малость краснея и заикаясь от неожиданной аудиенции, рассказал мне суть этой истории. Оказывается, вагон три года стоял под открытым небом, потом ему одной прекрасной ночью кто-то разбил стекло, залез внутрь и самую малость там поживился. В результате транспортное средство было отправлено в ремонт, в числе прочего и на профилактику колесных пар, но тут начались события в Китае, а за ними — массовая перевозка всего на Дальний Восток. В депо царил бардак, и на робкий вопрос Алисы "когда же?" ей сказали, что колес сейчас нет, когда будут — неизвестно, все вопросы к канцлеру, который велел любой ценой обеспечить вагоны для Манчжурии. С кандидатом же в комиссары разговаривали более конкретно — если делать все обычным порядком, на приведение этого вагона в порядок потребуется две недели, а для необычного нужно распоряжение свыше.

— Скажите им, чтобы через три недели он точно был, — вынес вердикт я, — и, если на ремонт нужны будут дополнительные средства, пусть обращаются в мою бухгалтерию.

В двадцать первом веке, насколько я обращал внимание, полет на самолетах стал уже такой обыденностью, что даже летящие в первый раз пассажиры вели себя совершено спокойно, но тут это было еще экзотикой, заставлявшей напрягаться почти всех новичков. По поведению в воздухе они четко делились на две группы. Первая бледнела, становилась какой-то заторможенной, задерживала дыхание на каждой воздушной яме и вообще весь полет, стиснув зубы, ждала только одного — когда же он наконец закончится. Вторая впадала в возбуждение.

К моему счастью, Алиса со своими дочерьми и двумя сопровождавшими их фрейлинами относились к первой группе, и только Алексей с восторженным визгом носился от окна к окну. За ним присматривали стюардессы — я, хоть и неплохо относился к мальчику, сейчас был совершено не в настроении общаться с кем-то. Все три с небольшим часа полета я еще раз просматривал уже не раз и не два перечитанные бумаги.

Я летел в Георгиевск на заключительный этап заводских испытаний нового самолета, истребителя-штурмовика «Стриж», сделанного под новый четырнадцатицилиндровый мотор ТН-27 — Тринклер настоял, чтобы в названии появилась еще и буква «Н», потому что, действительно, мой вклад в эту работу был весьма заметным. А мотор этот по сути представлял из себя АШ-82ФН, только с электронным управлением впрыском — правда, аналоговым. Сам же самолет был почти точной копией И-185, и самым главным отличием от прототипа было наличие большого числа управляющей электроники. Вовремя Боря снабдил нас полевыми транзисторами! Правда, мощность их была невелика, и силовые ключи состояли из нескольких десятков параллельно включенных полевиков, которые перед запайкой еще и подбирались по параметрам.

Отчеты испытателей, хоть и написанные сухим официальным языком, все же позволяли между строк разглядеть совершенно детский восторг летчиков перед этой машиной. И потом оба единодушно утверждали, что недостатков эта машина не имеет вообще! Одни сплошные достоинства, причем выдающиеся.

Сразу по прилету, сдав Боре его ораву, я отправился на авиазавод. Сегодня по плану было общее знакомство с самолетом, обсиживание кабины, запоминание уже не с картинок, а в натуре всех приборов и органов управления — этим я занимался до семи вечера. Потом, наспех перекусив в заводской столовой, пошел смотреть на еще одну новинку — глубоко модифицированную «Кошку», которую тоже скоро должны были начать испытывать. Внешне это было почти то же самое, но моторы были шестисотсильными двухрядными, а в конструкции прибавилось металла типа стальных полок лонжеронов и дюралевых нервюр. На одной и той же базе предполагалось делать сразу несколько разновидностей — двухмоторный штурмовик, ближний бомбардировщик, палубный пикировщик, а некоторые уже задумывались и над дальним истребителем сопровождения. Но здесь особых революций не было — «Кошка» осталась «Кошкой», только стала вдвое тяжелее, втрое мощнее и получила крыло с закрылками и предкрылками. Ну и название подлиннее — самолет уже имел имя «Выхухоль». Выбрал я этого зверя потому, что, как уже говорилось, эта модель должна была иметь много модификаций, и их спокойно можно было называть «Похухоль», «Нахухоль» и так далее, у меня в ноуте было полторы страницы такой прикладной зоологии.

Весь следующий день я занимался сначала рулежкой, а потом подлетами. Ох, как хотелось главному конструктору Миронову и бригаде испытателей придраться к чему-нибудь и отложить мой полет! В принципе их можно было понять — а вдруг канцлер гробанется, это ж сколько вони-то будет! Но и я, и самолет вели себя прилично — правда, на малых скоростях он рулился куда хуже «Ишака», при первом подлете я вообще с трудом развернулся в конце полосы.