— А те четыре?

— Тоже с вооружением согласно штатному расписанию, но — от тысяча девятьсот восьмого года. Естественно, тоже полностью укомплектованные. И переаттестованы там все офицеры. Вот таких у нас пока всего четыре, но процесс пошел, дальше они начнут появляться быстрее. Так что не надо нам сейчас в Европу соваться обеспечивать порядок. Потому что ликвидируем этот плацдарм — так на нас с Азии полезут. Причем это будет уже именно на нас, а не на нас с Вилли. В общем, имей терпение.

— Кстати, — заметил Гоша, — меня что-то последнее время Турция беспокоит. Может, зря мы так с Джевдетом?

— Подумаешь, Турция. Вот когда Гондурас начнет беспокоить, это будет уже серьезно. И почему это с Джевдетом — зря? Ты посмотри, как его популярность выросла — не сравнить с тем, что было при жизни. Его книжки так просто расхватывают! Это же мечта любого поэта, так что все тут в порядке.

Суть Гошиного вопроса была в том, что не так давно мной был отдан приказ о выделении средств тамошним доброжелателям, очень хотевшим организовать досрочную встречу с аллахом духовного лидера младотурок, врача и поэта Абдуллы Джевдета — ибо то, что никакому нашему влиянию он не поддавался совершенно, я в принципе как-то мог бы и стерпеть, но вот то, что он был среди идейных вдохновителей геноцида армян — уже нет.

— Прямо "Белое солнце пустыни" какое-то, — хмыкнул император, узнав об этом. А вот теперь беспокоился, что среди младотурков все-таки началось шевеление, хоть и с опозданием почти в два года.

— Меня, честно говоря, тоже в Турции не все нравится, да и вообще на Ближнем Востоке творятся какие-то не совсем понятные дела. Вот я и попросил Энвер-Пашу, чисто по дружески, ускорить ихнюю заварушку, а то они бы еще год колупались в нерешительности, если не два. Потому как обстановка требует усиления власти султана вплоть до диктаторской, а, значит, нужна конституция. Революция младотурков в нашем мире только и привела к ее восстановлению, и в этом тоже пора.

Кажется, Гоша не очень уловил связь между наличием конституции и диктатурой, поэтому я развил свою мысль:

— Всякий порядочный диктаторский режим обязан иметь конституцию, причем чем режим жестче, тем конституция должна быть демократичнее. Вот при Ники ничего такого в России не было, зато был бардак и полный паралич власти. А при тебе сразу Конституционная Комиссия появилась и ударными темпами накакала документ. Правда, с демократией там умеренно, поэтому и диктатура в России пока не очень впечатляет. Зато ты вспомни, какую конституцию приняли в Союзе в тридцать шестом году! Самую, по-моему, демократичную в мире. Ну, и власть у Иосифа Виссарионовича потом была, ты уж извини, малость поабсолютней твоей… Гитлер, кстати, поначалу тоже этот документ имел, и почти такой же красивый, как у нас. Но потом отменил, недоумок, и плохо кончил.

Ситуация на Ближнем Востоке действительно внушала мне некоторые опасения — своей благостностью. В общем она была более благоприятной для России, чем в том мире, причем без особых наших на то специальных усилий. Например, тут в Иране, как и у нас, в шестом году произошла конституционная революция, но ее результаты получились несколько иными. Вместо разделения на английскую и российскую зоны влияния весь Иран был признан российской, а англичане удовлетворились небольшими торговыми и гуманитарными преференциями в южной части страны, потребовав лишь признания английской зоной влияния Кувейта. Ладно, это было сразу после черногорской войны, и тогда у британцев могли быть определенные опасения, но ведь с тех пор ничего не изменилось! У Вилли аналогично — его железка Берлин-Багдад строилась с меньшими трудностями, чем мне были известны из истории. И это при том, что здесь весь мир уже куда глубже понял значение нефти! Объяснение такой осторожности наших оппонентов у меня было только одно — нас боятся спугнуть.

Тафт все-таки был стаскан через портал. В этот раз получился какой-то исход с элементами бардака, потому что на ту сторону шел я, Фишман и четверо охранников на всякий случай. Я тащил папку пожеланиями агрономов насчет сортов всяческих семян и двух котят, подросших первенцев Рекса, и перед переходом сунул их Тафту, сказав, что они есть необходимая часть процесса омоложения. В общем, всей толпой мы вломились в коттедж, и первым делом я, усадив президента с завязанными глазами в кресло, попищал рядом с ним компьютером, а один из котят обоссал ему брюки. После чего американец с кошкиными детьми был вытолкнут обратно в свой мир с напутствием менять штаны не раньше вечера, а мы занялись своими делами — охрана изучением дома и участка, Боря полез в интернет на предмет англоязычной худлитературы, а я зарылся в сельскохозяйственные сайты. Ох, надуют, думал я, продираясь сквозь абсолютно незнакомую мне терминологию. Любой продавец ведь с первых же моих слов поймет, что я по семенам не смогу не то что там отличить один сорт от другого, но и рожь от овса тоже! Хорошо бы какой-нибудь пырей не подсунули. Одно радует — про картошку малость понимаю, на уровне детских деревенских воспоминаний.

Кстати, насчет всяких элитных зерновых идея была Гошина, я хотел ограничиться именно картошкой. Дело в том, что задача увеличения производства зерна перед нашим сельским хозяйством, в общем, не стояла. Более того, допускалось даже некоторое его уменьшение, а нужно было усилить отток крестьян из деревни. Уже третий год главной статьей нашего экспорта были нефтепродукты, поставляемые в основном Германии и Японии — ну, и всему остальному миру помаленьку. Рабочих нам не хватало, а вовсе не хлеба! Но Гоше мало показалось создания сельхозцентра под руководством Мичурина, он хотел учинить еще и пару образцово-показательных хозяйств на основе вытащенных из нашего времени семян и прочей рассады. Ладно, пусть дитя потешится… Кроме выполнения его пожеланий, я почитал еще про структуру МТС — основную идею я и так знал, потому как мой дед был именно главным инженером данной конторы, пока лысый придурок [3] их не ликвидировал.

Поход обошелся без происшествий, случившее день назад по времени этого мира исчезновение директора детективного агентства с машиной, водителем и его матерью пока масштабного интереса не вызвало — во всяком случае, в интернете это не обсуждалось. Но на всякий случай ездил я не в Москву, а в Сергиев Посад и в Ярославль, где, кроме картошки, купил и билеты на поезд «Россия» — пора было организовывать еще одну точку перехода между мирами, на сей раз на Дальнем Востоке.

По возвращении в коттедж я увидел интересную картину. В летней веранде был накрыт неплохой стол, за которым восседал Фишман и вовсю обаял какую-то довольно миловидную даму, единственным недостатком которой являлся возраст — на глаз ей было примерно семьдесят.

— Увы, — развел он руками при моем появлении, — вот и мой начальник приехал, а это значит, что наша незабываемая встреча подходит к концу. Но позвольте мне надеяться, что она не последняя? И давайте еще по рюмочке, для должного завершения нашей чрезвычайно интересной беседы.

Где-то минут через сорок Боря проводил гостью до ворот участка и включился в процесс сборов.

— Тебе твоей Алечки мало? — поинтересовался я, укрепляя последний мешок на тележке.

— Пошляк ты, ваше высочество, — объяснил Боря, — твоя соседка оказалась довольно известной писательницей. И талантливой, между прочим — ее домик построен на доходы от творчества, а он, если присмотреться, побогаче твоего будет. И пишет она, чтоб ты знал, в основном дамские романы. Правда, последнее время в связи с кризисом и детективами не брезгует, но уже под другим псевдонимом. Должен же я у кого-то брать уроки мастерства! Не у тебя же, и уж тем более не у Льва Николаевича, который сейчас в Штатах лекции про нашу культуру читает.